Я веду ШПР. В 2020 мы снова стали приемными родителями

Когда у меня родился первый сын, я ощутила насколько он зависим от меня, как он во мне нуждается, как успокаивается на руках, преданно смотрит в глаза. Я почувствовала, что являюсь для него всем миром и ему не нужно больше ничего. Неважно, где мы — в самолете, в магазине. Если рядом была я, то мир становился для него интересным, просто миром, в котором он может жить, изучать. Но как только меня не было рядом, он начинал волноваться, даже если он у себя в комнате. Он искал меня взглядом, капризничал, плакал, нервничал.  Когда я выходила из дома, он оставался с моей мамой.  Помню, мама звонит, он плачет. Я прибегаю домой, он плачет. Я беру его на руки, он прижимается ко мне и тут же успокаивается. 

Однажды откуда-то ко мне попала информация про детей, которые растут в детских домах. На этом контрасте, на фоне того, что происходило в моих близких, невероятно нежных отношениях со своим ребенком, я испытала ужас. Я почувствовала боль, которую испытывает ребенок, когда рядом с ним нет постоянного взрослого. Он просто один, маленький, беззащитный. Ему также страшно, больно, но только намного сильнее. Потому что практически не бывает моментов, когда он может просто прижаться, быть на руках у близкого человека, который его защитит, обережет, просто побудет рядом.

Я начала думать, что я могла бы хотя бы одному малышу помочь — просто переместиться из неправильной среды ко мне, будто под крылышко. Где я смогу все ему дать необходимое, чтобы он тоже чувствовал доверие к миру, спокойствие, безопасность, что  могу взять на себя ответственность за его жизнь.

Мы про это долго разговаривали с мужем, потому что  в этот момент я встретилась внутри с другой своей историей, которая была про ожидания. Эта часть рисовала такие картинки, что если появится приемный малыш, все будет идеально. Он будет меня любить, преданно смотреть на меня, будет благодарен за спасение. Как-то это должно было было быть красиво, романтично, сказочно. 

Я начала смотреть детей в базе, еще до того, как прошла подготовку — на фотография было понятно, что детки сложные, в лицах читались ужас, напряжение. Весь мой розовый замок сыпался. Мне становилось ужасно страшно, отвратительное чувство. Мне хотелось усыновить, но я пугалась реальности. Я отложила эту идею.

Однажды я наткнулась на видео психолога, рассказывающего про стадии адаптации, которые проходит ребенок в семье. Она сказала, что последний этап, к которому семья стремится, что все друг друга любят и живут как родные, может и не наступить. Помню свое дикое разочарование. Когда я осознавала, что ребенок может не захотеть пойти в близкие и доверительные отношения, меня начинало пугать это делать. Это было про мою потребность в любви, принятии — я поняла. 

У меня был внутренний конфликт: хочется помочь, есть много сил и ресурсов, но есть потребность в любви и принятии. Это был путь борьбы в течение нескольких лет.

Пока я разбиралась со своими чувствами, у меня родилось еще двое детей. Появилась уверенность, что я готова сделать больше шагов в сторону приемного родительства. Возникло чувство, что я точно не смогу прожить, не сделав это. Мне нужно было разобраться в этом глубоко и подробно. Выяснилось, что нужно пройти Школу приемных родителей.  С этим пришла к мужу. Муж усомнился, точно ли нам это надо. Когда я ему сказала, что я уже не могу жить по-другому, он спросил, что нужно делать, чтобы ему начать разбираться в этой теме. Потому что это серьезный шаг и ответственность делится 50 на 50 между нами.  Его решение должно быть взвешенным, принятым им, где он точно без уступки мне, отдавая себе отчет, его примет. 

Мы записались в ШПР. Решили что в процессе обучения будем думать и в конце примем решение, наше совместное. Каждый скажет от себя, да или нет.

Мы обсуждали наши страхи и мой муж озвучил свои. Он сказал, что он любит только своих детей. Не испытывает нежных умилительных чувств, глядя на чужих детей. Свои дети самые прекрасные — как пахнут, капризничают, хулиганят. Именно свои кровные дети для него самые родные и любимые. А чужие дети — просто люди. И никак мимишных чувств к ним он не испытывает. И он очень боится, что  когда в семье появится приемный ребенок, он не сможет его полюиь. 

Но если подумать о ребенке. Просто представить его жизнь в детском доме. Мы уже имели информацию о том, как жизнь в учреждении влияет на социализацию. Как дети после детского дома погибают просто из-за того, что за забором учреждения не могут узнать правил жизни, которые существуют в обществе. Из-за этого оказываясь неприспособленными к жизни, они себя теряют. Мой муж знал про это, размышлял. Если такой ребенок окажется у нас в семье — даже если мы не испытаем к нему сильных чувств, это все равно лучше. При любом раскладе так лучше. Для нас это не мучение или пытка. Мы готовы были уважительно и нежно относиться к ребенку в любом случае. А ребенку рядом с нами однозначно будет лучше, чем в детском доме. Эти рассуждения сильно поменяла отношение моего мужа к приемному родительству.

Благодаря ШПР появилось понимание, как устроен ребенок, который прошел через несправедливость жизни, как он вынужден выживать без своего взрослого, как он приспосабливался к среде, как он может себя чувствовать, вести. Это хорошо усилило взрослую опору внутри меня, и у меня появилась уверенность, что мы точно справимся, так как стало понятно, с чем мы будем иметь дело.

Было безумно страшно. В последнюю ночь перед поездкой в детский дом особенно. Поспать не удалось совсем, но было понимание, что по-другому я уже не смогу. Я сказала мужу: “Мне так страшно, может, мы делаем что-то не то”. Он ответил: “Представь, что мы это не делаем”.

Я представила. Все-таки нет. Как-нибудь мы справимся, шаг за шагом мы будем преодолевать трудности, решать вопросы. Но просто жить, зная, что я могла бы помочь ребенку и не сделать этого, я точно не чувствовала в себе сил. Лучше сложно но так. Мне будет гораздо сложнее, если я этого не сделаю.

Позже я стала тренером ШПР в ИРСУ. А в 2020 году мы стали приемными родителями в третий раз. Сейчас мне увереннее и спокойнее, благодаря знаниям, которые у меня есть. Я знаю, что любому ребенку, который окажется рядом с нами, точно будет лучше, чем в детском доме. Может быть сложно, есть последствия и травмы привязанности, но точно лучше.

Сейчас я хорошо знаю себя, знаю нас супругом. Мы команда, мы два родителя. У меня обалденная группа поддержки в лице моих коллег. Ее, к сожалению, нет у большинства людей, которые хотят принять ребенка в семью. Я нахожусь в сфере профессиональной.  Мне всегда есть куда обратиться за помощью, за поддержкой. Это огромный мой ресурс.

Все дети, которые есть у нас в семье так много дают нам и дали нам. Какой я могла бы быть если бы у меня не было отношений с каждым из моих детей. Способность любить, которую я приобрела, живя рядом с детьми совершенно бесценна. Возможно, именно этот опыт, который наполняет не дает мне даже усомниться в том, что это стоит делать.

Такого счастья,  как у нас в семье сейчас я не испытывала никогда. Это уже про знание себя, про знание своих слабых мест. Про то, куда уходит силы, что нас наполняет и восстанавливает, про снятие больших требований  с себя как с родителя. Про отсутствие ожиданий от ребенка ежеминутных, мы просто живем и все. Сложности, трудности мы решаем по мере поступления и это кайф.  Это про жизнь и раньше этого не было, а сейчас есть.

Меня окружает много приемных семьи. Они тоже моя поддержка. Там не про легкость и беззаботность, это про обычную жизнь, где есть разные истории про любовь, про настоящее. Про помощь, привязанность, про семью. Вокруг меня многих таких семей, которые просто доброжелательно смотрят на детей. Причем это не только про детей, это и про супругов и друзей. Мне кажется, в этом заключается большая сила родительства, когда мы не делаем из ребёнка проект, чтобы он реализовался и был успешен.  Когда мы просто смотрим на него и видим таким, какой он есть. 

Наверное, в нашей истории есть доля удачи. Но я правда видела семьи, где сложно, и с поведением сложно.  Но родители не фокусировалась только на сложностях, а наоборот, видели много яркого, сильно, светлого в ребенке — мне кажется, оно есть в любом человеке. Я не встречала на своем пути людей, которые прямо злодеи, особенно детей, где не за что даже глазу зацепиться.

У меня не было такого отношения раньше, оно у меня развилось. А сейчас есть. и это благодаря моей работе, личной терапии, опыту. 

К слову, сейчас, когда мы живем семьей, прошли адаптацию, у нас нет разницы между кровными и приемными детьми. Мы об этом не думаем, наши друзья об этом не думают. Мы ничего не скрываем, можем об этом спокойно говорить, но в повседневной жизни мы об этом даже не вспоминаем. Все страхи не полюбить приёмных детей как кровных, ушли. На уровне ощущений, привязанности все различия ушли и никак не отражаются на нашей близости с детьми.

Анна Эренбург