Сотрудники опеки похищают детей?

Поразительно, но в историях детей, которых отбирали из кровных семей в возрасте от 5 до 10 лет, часто встречается один и тот сюжетный поворот. Как раз про то, как проходит отобрание.

“Пришли какие-то люди и пытались меня схватить. Я убегал(а), а они бежали за мной. (Детали убегания разнятся: выпрыгивая из окна дома, по школьному коридору или босиком). Я пытался спрятаться. (Детали прятания разнятся: в туалете, у соседей, за гаражом). Сотрудник (часто в форме) схватил меня и потащил в машину. Я пытался сопротивляться. (Детали сопротивления разнятся: кусался, кричал, ревел). В машине они сказали, что отвезут меня к бабушке (или к маме или в интересное место быстренько). Но они обманули. Меня отвезли в приют. Навсегда”.

Звучит как похищение? Нет?

Каждый раз, когда я слышу эти истории от детей, у меня дыбеют волосы вдоль шейных позвонков. Какой кошмар. Если б меня на улице схватил человек в форме, затолкал в машину и увез в учреждение за высоким забором… (так, эту линию аналогии не буду-ка я развивать в наши-то неспокойные времена). Дети рассказывают это, как один из самых страшных моментов в жизни, даже в кровной асоциальной семье так страшно не было, как при “похищении” командой спасателей. Час работы сотрудников, которые отбирали ребенка, превращается в годы работы приемных родителей и психотерапевтов.

В этих рассказах детей я слышу, что уровень паники, которую они выхватывают, запредельный. И это надолго оставляет след — трудным поведением и психическими проблемами. Кто-то теряет память: буквально забывает, что происходило в следующие часы, дни, месяцы. Кто-то больше не доверяет взрослым как виду в принципе. Кому-то враг мерещится в каждом незнакомце. Многие врут, конечно. Кто-то до оторопи и онемения боится людей в форме — прячется за родителей, заметив полицейских на улице, или сжимается, пригибается на заднем сиденье при виде сотрудников ДПС. У многих как реакция на перемены, неожиданность или силу происходят приступы истерики и ярости, несоразмерные ситуациям. Кто-то пытается всё и всех контролировать, никогда не расслабляется. Применяет насилие, ну, собственно, естественно.

Я понимаю, что у этого события жуткий привкус для детей и читателей. Одновременно с этим я знаю, что специалисты сферы кризисного детства так ведут себя не со зла, а от незнания, беспомощности и неумения. И я не хочу просто наехать и обидеть кого-то. Хочу сказать, что можно по-другому. Например, вот так:

Если взрослые принимают решение отобрать ребенка из кровной семьи, если ему там действительно опасно (а дети обычно это тоже понимают), нужно сделать это бережно. Чтобы это был знакомый ребенку и доброжелательный сотрудник. Чтобы ребенку правдиво и спокойно с сочувствием объяснили, что происходит и какой дальше план. Чтобы он понимал, где, как и с кем теперь будет жить. Чтобы дали зайти домой попрощаться и взять вещи. Чтобы ответили на вопросы. И будет лучше если такое трагическое событие, как разлучение с семьей, пройдет без полицейской формы.

Дети делают то, что видели от взрослых. Поэтому важно, чтобы в повторяющемся сюжетном повороте отобрания взрослые вероломно не применяли силу, не унижали, не пугали, не врали, а сделали это уважительно к достоинству, честно, мягко. Как любят говорить на проекте “Всеобуч”: жестко к проблеме, мягко к человеку.

Марина Иванова