Как становятся тренерами Школы приемных родителей?

“Учиться в ШПР в ИРСУ — это как учить иностранный язык с носителями языка,” — сказал кто-то из наших выпускников на нашем дне рождения. Мне кажется этот комплимент не только приятным, но точным, интуитивно улавливающим суть.

Про Корнея Чуковского рассказывают, что он выучил английский сам по книжкам, но когда оказался в Англии, его никто не понимал, пришлось переучиваться на месте у носителей языка (еще бы: догадаться, что though читается не как “тхоугх”, а примерно как “зоу”, невозможно). Нашими тренерами по замыслу оказываются люди — носители… чего?

Как, пожалуй, в любой качественной социальной работе, чтобы стать тренером ШПР, есть два пути: от профессионального или от житейского.

Если от профессионального, то примерно так: учится человек на психолога, на производственной практике попадает в детский дом и получает сильное личное впечатление — слышит новый иностранный язык. Не планировал, не гадал попасть в сиротскую тему, оказался в ней почти случайно. Но тема не отпускает: человек получает опыт работы с сиротами и становится тренером. Попутно может принять в семью некровного ребенка или как минимум всерьез об этом задуматься.

Если от житейского — то по семейным, внутренним причинам человек оказывается опекуном или усыновителем: попадает в другую языковую среду. Потом почему-то в теме остается, профессионализируется, получает психологическое образование и приступает к работе тренера, засучив рукава.

Оба эти пути годятся. Их объединяет личный опыт. Похоже, нельзя вести ШПР, просто закончив университет, почитав книжки, никогда не видя вблизи детей-сирот, не соприкоснувшись с болью, трагедией и противоречиями сиротства лично. Как нельзя научиться говорить на языке, если никогда его не слышал. К тому же важен, похоже, не любой опыт, а опыт особого свойства. Это опыт проработанный и в каком-то смысле успешный, при том, что измерительного устройства для успеха не очень-то есть. Вместо TOEFL и IELTS, экзамен — сама жизнь.

Не каждый психолог должен прожить весь личный опыт, с которым сталкивается его клиент. Например, психологу, работающему с зависимыми, не обязательно быть бывшим наркоманом. Но ведущий ШПР, как нам кажется, обязательно носитель опыта — не только жизненного, но и тематического: житейского или профессионального. Просто теория не работает. Просто искренней жалости к сиротам не достаточно. Освоить этот язык — значит выдерживать смотреть на боль сиротства, не отводя взгляд, не отмахиваться от вопросов реальности, которая предстает темной и необузданной; и при этом ничего так в целом себя чувствовать и справляться с жизнью. Успешно исполненная роль приемного родителя не на каждом шагу встречается, не является языковой средой по умолчанию. Начинающим, похоже, хорошо бы эту роль, этот язык осваивать рядом с носителем.

___

Мы готовы и в силах делиться опытом ведения ШПР, который у нас есть. Мы признательны за доверие, которым пользуется ИРСУ. Иногда коллеги просят нас обучить ведущих для их Школы приемных родителей. Это и государственные организации, и различные ресурсные методические центры, и некоммерческие организации, и ассоциации приемных родителей. К нам обращаются те, кто только начинают у себя ШПР или кто хочет повысить квалификацию сотрудников. Умеем, знаем как. Людмила Петрановская еще в самом начале работы ИРСУ в 2012 создала “Тренинг тренеров ШПР” (формальное название программы “Отбор и подготовка кандидатов в приемные родители”). Периодически программа проводится по запросу в разных частях страны. Это три трехдневки раз в месяц. В этом году, например, прошел такой тренинг в Ижевске. Сейчас первая трехдневка прошла в Череповце. В тренинге есть про привязанность и травмы привязанности, про “я как тренер” и групповую динамику. Когда тренинг стала вести Дина Магнат, к нему добавилось много упражнений и техник, которые мы делаем в ИРСУ. Тренинг есть, методичка есть, исследование про то, что работает в ШПР, вот уже тоже теперь есть (скоро расскажем), но… методички, учебные планы, инструкции к упражнениям и грамотно написанные цели — это только грамматика языка, сами по себе они не жизнеспособны. Разговор о грамматике становится предметным только с носителями языка.

Тренинг тренеров — это как урок грамматики: это уже разбор сложного предложения по членам. Самое главное в этом тренинге — вопрос “Чтобы что?”. В отношении каждого упражнения, каждого правила групповой работы, каждой детали построения тренинга. Результативно отвечать на вопрос “Чтобы что?” получается, когда есть тематический личный опыт. Можно выучить наизусть “Тайную опору”, безукоризненно представлять инструкции к упражнениям, и быть как рыба в воде в групповой динамике, но если опыта нет, получается что-то не то: люди не понимают — получается как “тхоугх” у Чуковского, даже если с искренними глазами. И наоборот, человек, переживший опыт и понимающий смысл “Чтобы что?”, будет услышан, даже если где-то не вырулит групповую динамику или забудет, в какой последовательности рассказывать про травмы привязанности.

Если нет знания языка, изучение грамматики для слушателя бессмысленно, неинтересно и непонятно. Только успешный личный опыт в семейном устройстве продвигает нас в правильную сторону в ответе на вопрос “Чтобы что?”. Мы и слушателям после хороших упражнений (читай: успешного личного опыта) постоянно задаем вопрос: “Как вы думаете, зачем мы сделали это упражнение?”, и ответ обычно группой находится.

Тренерами ШПР в ИРСУ по замыслу оказываются люди очень разные по личным качествам, но носители тематического личного опыта, понимающие важность ответа на вопрос “Чтобы что?” на каждом уровне фрактала семейного устройства: от экзистенциального до примечаний мелким шрифтом в инструкциях к упражнениям.

Марина Иванова

(после беседы с Диной Магнат)

*Тренинг тренеров ШПР в Ижевске проводился при поддержке БФ “Абсолют-помощь”.

Фото: Тренинг тренеров ШПР в Ижевске, весна 2022