Почему служба сопровождения стала добровольно-принудудительной

Анонимный монолог специалиста службы сопровождения замещающих семей.

Государственные службы сопровождения замещающих семей начали массово появляться с 2012 года. Обычно это несколько психологов, специалистов по социальной работе, юрист. Туда приходят семьи на занятия и консультации. Размер службы сопровождения бывает разный. Зависит от госзадания. Зависит от того, сколько семей проживает на территории и сколько в год нужно сопровождать. Задача службы – помощь и поддержка приемной семьи, предотвращение кризисов.

МЫ НЕ ОПЕКА

Многие приемные семьи не понимают, что мы и опека – это разные организации, у нас совсем разные истории и задачи. Но для семьи мы часто выглядим как “ну, опека – тётеньки какие-то, ну, служба сопровождения – тоже какие-то тётеньки”. Иногда мы с опекой вместе выходим на проверки семей. Тогда наша задача – наблюдать, не нарушаются ли права детей, не ведет ли себя родитель опасно по отношению к ребенку.

Если по уму всё налажено, а это зависит от конкретных качеств конкретных сотрудников, то специалист службы сопровождения – это добрый посредник, буфер между приемной семьей и опекой. Если удается наладить их мирное взаимодействие, это хорошо.

Мы как между двух огней: с одной стороны, опека. Это контролирующий орган исполнительной власти. Приказы, постановления, проверки. Опека требует от нас отчетов. С другой стороны, есть приемная семья, с которой нужно построить доверительные отношения. А семьи бывают непростые. К нам не попадают семьи, где всё хорошо. 

С опекой у нас бывают сложные отношения. И тут кругом пресловутый человеческий фактор. Бывает, опека в чем-то ошиблась, бывает мы – и тогда случаются взаимные обиды. Конечно, случаются всякие интриги. Иногда возникают споры, где чья ответственность. Иногда думаешь: ох, лучше бы ничего не рассказывали этому специалисту опеки – только хуже сделали. Лучше б было оставить, как есть, а потом сказать, что недоглядели. Когда рабочие отношения слаженные, конечно, легче. Мы как специалисты можем эффективно работать, только если мы открыты и к приемной семье, и к опеке. Специалист службы сопровождения должен быть очень дипломатичным. И приемные родители, и опека не идеальны. Есть претензии друг к другу с обеих сторон. 

Но мы в своей работе не можем занимать чью-то сторону. Если я встану на сторону опеки – теряется связь и доверие с приемной семьей. Это чувствуется ведь. Как ребенок в семье чувствует расстановку сил, так и приемные родители чувствуют скрытый конфликт, если мы грыземся с опекой. Если я встану на сторону приемной семьи, и мы, например, заодно начнем опеку ругать, то нарушается межведомственное взаимодействие. Нарушаются границы. Если я начинаю умалчивать важное, я повязана, я становлюсь будто частью семьи. Мы в очень сложном положении: нужно, чтобы и овцы были целы, и волки – сыты.

ДЕЛО ДОБРОВОЛЬНОЕ?

Сопровождение – вроде дело добровольное: отношения у нас договорные. Мы с приемной семьей и опекой подписываем трехсторонний договор. На деле оказывается, что семья редко приходит сама, и сопровождение, к сожалению, носит добровольно-принудительный характер. 

Вот представьте, у семьи кризис, они скрывали трудности. Может быть, никто бы и не узнал. Но вот узнали. Семья смущена. Их заставляют писать заявление на сопровождение. Причем пишут они его в опеке, нам потом передают. Для семьи – одна малина: опека – тётки, мы – тётки, – семья настораживается. Причем, еще по-разному склоняют к сопровождению. Кто врет, кто манипулирует, кто обещаниями подарков на праздники заманивает. 

Часто этим отдел опеки “портит нам карму” на входе. Опека, пользуясь ролью контролирующего органа, понуждает приемную семью встать на сопровождение. Это уменьшает мотивацию приемных родителей обращаться за поддержкой. Это создает сильное сопротивление. Если нам удается это сопротивление преодолеть, то мы можем помочь. Если нет, то сопровождение становится формальным и бессмысленным.

А добровольно к нам обращаются обычно только уже от отчаяния в острой кризисной ситуации. Была у нас, например, на сопровождении семья. В ней девочка приемная, лет пятнадцати. Семья закрытая, опекун строгий. В пандемию школа обязала купить смартфон (телефон у девочки до этого был кнопочный – семья бедная). Купили. Опекун возрастной, ни научить пользоваться, ни родительский контроль настроить не может. Девчонка с легкой умственной отсталостью. Получив смартфон, она стала ходить по сайтам и чатам знакомств. Искать себе мужа – дома ей было плохо. Она стала выкладывать свои обнаженные фотографии. Её “зацепил” какой-то шантажист. Девчонка влюбилась. Он принуждал ее воровать и отправлять ему деньги. 

Опекун до этого держала лицо. Очень выглядела правильной. А тут от отчаяния прибежали за помощью. Я честно сказала, что буду об этом писать о отчете. В целом, честность и открытость в нашем деле очень помогают. Опекун вышла на контакт. И тогда началось наше сотрудничество. Мы сочли, что важно пойти в опеку. Что это не наказание – признать, что что-то идет не так, обратиться за помощью. Наказанием будет, если с ребенком что-то случится. Тот персонаж точно был опасен для девочки.

Мы организовали совместную встречу с психологом, юристом и девочкой. И мы смогли повлиять на нее – смогли тактично донести до нее тупиковость ее поведения. Роман исчерпал себя довольно быстро, персонаж перестал вызывать интерес. 

Добровольно к нам обращаются, когда у приемных родителей совсем опускаются руки. Часто это семьи с подростками. Дети травмированы, их подростковые кризисы протекают гротескно. Дети убегают из дома. Кричат приемным родителям: «Ты мне никто», ни во что не ставят опекунов. 

Иногда обращаются в острый кризис трех лет – брали милого малыша, а теперь вот “монстр”. Иногда в школу пошел ребенок, и он вдруг не такой умный оказался. Иногда внутрисемейный кризис влияет на детей – развод, переезд, изменение состава семьи.

Редко, но бывают случаи, когда приемная семья взяла ребенка, и на этапе адаптации родитель понимает, что совершил ошибку. Через два месяца звонят: срочно хотят ребенка вернуть, просят помочь найти новую замещающую семью. У нас нет каких-то особенных рычагов и полномочий. Если семья вовлечена, она сама ищет другую семью; мы тоже подключаемся, и опека. Тогда наша задача – смягчить этот кризис, помочь им дожить эти дни вместе, пока не нашлась другая семья. Иногда именно нам приходится сопровождать ребенка в новую семью. Всем плохо, конечно, в такой ситуации. Нам тоже. Мы не машины. Редко бывает, но впечатление оставляет очень яркое.

ИНОГДА ПРИХОДИТСЯ ЗАКРЫВАТЬ ГЛАЗА

Конечно, на что-то нам приходится закрывать глаза и не указывать в отчетах. Например, семнадцатилетний подросток не ночует дома. Опека требует, чтоб ночевал. А как ограничивать, давить? Взрослый же человек уже почти.

Недавно был случай: мальчишка не ночует дома. Конфликт с бабушкой-опекуном. Парень умный, головастый, ну, правда, ему тяжело, опекун не простая у него. Соглашается на временное размещение в социально-реабилитационный центр, а это хуже детского дома. В беседе мы узнаем у него, что он ради острых ощущений ездит по ночам на мотоцикле без прав. И мы не можем сказать об этом ни опекуну, ни опеке. Он тогда совсем доверять нам не будет. И тогда не сможет обратиться за помощью.

Очень отличаются опекуны-родственники и приемные родители, то есть не родственники. Мы их внутренне разделяем. Опекуны чаще всего – это бабушки. После того, как они, мягко сказать, не справились с воспитанием своих детей (иначе как бы их внуки были оставлены), они начинают воспитывать своих внуков с утроенной силой. И часто делают хуже.

Вот, если приемный родитель(!) научил ребенка с умственной отсталостью читать в 13 лет, он так радуется и гордится. А если опекун, чаще это бабушка, – то ворчит, что вот он отстающий, такой-сякой. Кровными родственниками будто не воспринимаются победы их детей. 

Часто мы как специалисты службы сопровождения не можем помочь или повлиять, из-за ригидности опекуны трудно идут на семейное сопровождение: «Мы все делаем правильно, будем делать еще правильнее». ШПР они проходить не обязаны и часто совсем не понимают, что происходит с травмированной детской психикой.

ИСТОРИИ УСПЕХА

Самые яркие истории успеха мы рассказать не можем, они на слуху. Семью будет слишком легко вычислить. Типичный успешный случай: удается всю семью привлечь к совместным занятиям, например, творчеством, и через организованную совместную деятельность налаживаются отношения.

Или бывает, что подростка трудного приводят. Мы придумываем, что делать. Организовываем тренинг коммуникации, объясняем, почему так ведет себя опекун. Учим реагировать иначе на поведение бабушки. Например, на просьбу подростка пойти погулять бабушка отвечает: «Ну, конечно, давай-давай, иди». Вроде разрешает, а интонация обвинительная. Мы учим, как такие двойные послания расшифровывать и отвечать на них не криком и хлопаньем дверями, а например: «Бабушка, ты, наверное, чем-то расстроена. Если я в чем-то виновата, ты скажи, возможно, я забыла». По первости опекуны звонят недовольные: «Вы чему там ребенка научили. Она совсем охамела, обнаглела». Бабушка внезапно не знает как себя вести, ее будто вынули из традиционных правил игры. Мы объясняем бабушке, что можно общаться иначе. Тогда вся семья выходит на иной уровень общения.

Если мы выходим в семью, сложнее изменить стиль общения, когда дело в нем. Но когда семья приходит к нам, уже само то, что место другое, стимулирует общаться иначе. И семья может видеть другие семьи, видеть, как общаются другие. Тогда улучшения случаются быстрее.

ЕСЛИ ДЕЛАТЬ ПО УМУ, ТО НУЖНЫ ПЕРЕМЕНЫ

Должны быть разные уровни сопровождения: базовый – для тех, у кого всё благополучно; кризисный – когда напряжение возникает; и экстренный – когда совсем острая внеплановая ситуация, когда совсем треш, таблетки, больницы. Нужно две службы. Нужно разделять профилактическую и кризисную работу. 

Благополучные приемные семьи с удовольствием добровольно ходили бы на занятия, тренинги, встречи. Они хотят не допустить кризисов в своей семье. И это истинная добровольность. Но это почти невозможно. По 442 ФЗ и другим нормативным актам получать такую услугу бесплатно могут только льготные категории граждан. А приемный родитель – он не сирота и не всегда льготник. Бывает, что родитель не подпадает ни под одну льготную категорию, и мы можем оказывать ему помощь только в свободное время по его обращению, если он не находится на договоре сопровождения. А свободного времени на всех желающих может не хватать. И мы не можем ему помочь. Мы скованы бюрократией. Надо охватить всю территорию, а нас не хватает. У нас приказ, не надо вечно «хороших» держать на сопровождении. Только если что-то происходит – насилие, острый конфликт. Поэтому должно быть что-то кроме таких федеральных законов.

По стандартам сопровождение может быть на полгода или до совершеннолетия. А в новых методичках и вовсе только два раза по полгода всего. Как это возможно? Предположим, семья пришла в стадии адаптации – им нужна помощь. Мы должны за полгода научить их на всю оставшуюся жизнь. А тут даже нормальное знакомство и диагностику невозможно за такое время провести. Полгода – это очень мало. Наша задача ведь – установить доверие, особенно если приходится преодолевать принудиловку опеки. За полгода это невозможно. Из-за этого сопровождение становится фикцией, для галочки. Позвонил специалист – всё у вас в порядке? В порядке. И пишет отчет. Всё зависит от добросовестности специалиста. 

Эти же “полгода” очень провоцируют выгорание специалистов. За это время сложно заметить успех, результат от твоей работы. Семья встала на сопровождение и на три месяца в отпуск на дачу уехала. Остается всего три месяца для работы. А если еще сопротивление – предубеждение, как к опеке, то времен просто нет. Молодые специалисты приходят, включаются в работу с энтузиазмом. А результата нет, не видят. Они видят только претензии. И выгорают. А когда хороший результат видишь, это, знаете, как окрыляет. А у них такого опыта практически нет.

А еще нужно придумать схемы обучения опекунов. Они освобождены от ШПР. На практике нередко оказывается, что это самый последний человек, который годен на ответственного взрослого для приемного ребенка. Поскольку он уже напортачил с его родителями. Лишь осознанные единицы сами добровольно идут в школу приемных родителей. Похоже, вот с ними принудительное обучение всё-таки обязательно.

Интервьюируемый пожелал остаться анонимным

Записала Марина Иванова

(Детали историй изменены, все совпадения случайны)