Я не смогла усыновить, но я могу помогать иначе. Психотерапевт Ольга Пчельникова

Профессионально в сиротскую тему я пришла до знакомства с ИРСУ, причем, случайно. В 2010 году в Ижевске в интернате для детей-сирот произошёл так называемый сиротский бунт: 12 воспитанников от 10 до 17 лет порезали себе вены, добиваясь увольнения директора. Это событие попало в СМИ и прогремело на всю страну. Мне позвонили из следственного комитета и попросил помочь в расследовании. Я уже много лет работала семейным и детским психотерапевтом, но мало знала про детей-сирот. Я никогда не сталкивалась с ними в работе, наверное, потому что раньше с сиротами общались только психиатры, не психотерапевты. Происшествие затронуло меня так сильно, что я согласилась.

В те годы детские дома были негласно очень закрытыми, этакие государства в государстве, живущие по своим негласным очень жестким законам, точнее даже «по понятиям». Когда я туда попала, мне, с моим стандартным детским опытом из любящей семьи, по-человечески было не по себе. Я будто попала в другой мир, на враждебную планету. Пришлось разбираться в правилах выживания. Я была потрясена жестокостью, безжалостностью царящих там порядков. Оказалось, интернатовский мир очень похож на криминальный: если терпишь, шестеришь, не жалуешься, то потихоньку поднимаешься по иерархии, а заодно становишься жестким, расчетливым, учишься никому не доверять. Доверие — слабость, сопереживание — уязвимость. Избавься от этого, и можешь надеяться, что выбьешься на верхушку, тогда будешь обладать властью над младшими. Ребята там буквально выживали. Тяжело было сталкиваться с двойными стандартами: дети живут по волчьим законам, а взрослые приходят на работу и живут своей жизнью: мероприятия какие-то проводят, отчеты о воспитательной работе пишут, чай в кабинетах пьют. У них будто срабатывал инстинкт самосохранения: не влезай в это, держись эмоционально как можно дальше, ушел с работы — забыл.

Почти два месяца я провела в школе-интернате. Разговаривала с ребятами, воспитателями, присутствовала на допросах и очных ставках. Мне очень важно было во всем разобраться. Работа превратилась во что-то не только профессиональное, во что-то очень личное. Я точно знала, что не уйду из интерната, пока не разберусь, не пойму, как и почему такое возможно. Экспертов в этой сфере, с кем можно было бы проконсультироваться, не было. В профессиональных знаниях в разделе «сироты» досадно зияла дыра. И заполнить ее было почти нечем. Вся классика из учебников возрастной психологии не проливала свет на происходящее, была не про то. С раннего утра до позднего вечера я находилась в интернате или в следственном комитете, а по ночам искала и изучала пособия и книги. Единственная серьезная книжка о сиротстве в нашей стране, которую я нашла, была публицистическая книга Альберта Лиханова. Тогда-то и случилось мое знакомство с Людмилой Владимировной Петрановской, точнее, с ее публикациями. Это было так ценно, как будто она стала коллегой, которая не бросила меня одну рядом с детским горем, которая помогает мне все это выдерживать. Мне было важно сделать все, что от меня зависит. И мне так хотелось, чтобы вокруг меня было больше специалистов, которые бы понимали, как можно помочь детям.

ВСЕОБУЧ: ДАВАЙТЕ ПОДДЕРЖИМ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ СПЕЦИАЛИСТОВ

По счастью, со временем наш регион активно начал меняться, стал более открытым, реформы затронули систему семейного устройства. Я познакомилась и с Людмилой Владимировной, и с сообществом ИРСУ, который только начинал свою деятельность. У ИРСУ уже была задумка дать старт проекту “Всеобуч”.

И вот еще одна счастливая случайность! Наша НКО всегда много работала со специалистами, вела тематические образовательные программы, стремилась поддерживать профессиональное сообщество. А ИРСУ выбирали регион для Всеобуча. Все удивительно совпало! Удмуртия стала пилотным регионом, стартовой площадкой Всеобуча.

Всеобуч уникален тем, что стремится построить прямой контакт со специалистами. Это был совершенно новый подход. Обычно в регионах ждут психологов или нко-шников, чтобы те скорее начали напрямую помогать детям. Всем нравятся отчеты, где в понятных и конкретных цифрах рассказывают, сколько спасли детей. А у Всеобуча был радикально новый ракурс: давайте поддержим в первую очередь специалистов. Специалисты работают на переднем краю, их надо учить, поддерживать, налаживать взаимодействие. Дайте специалистам инструменты — и детям станет лучше.

Сама идея объединить специалистов для взаимодействия была очень ко времени и воодушевляла. Декларация необходимости налаживать межведомственное взаимодействие — это общее место всех высоких и не очень высоких совещаний. Как это делать, обычно никто не рассказывает, разве что предлагается еще одно совещание собрать. В программе Людмилы Владимировны это реализуется, потому что группы для тренингов Всеобуча формируются из специалистов разных подведомственных структур (опеки, полиции, социальных центров), работающих на одной территории. Сейчас просто трудно поверить, какая была проделана организационная работа! Начнем с того, что когда приехала Людмила Владимировна с командой, чтобы провести стратегическую встречу с управленцами на уровне правительства с участием заинтересованных министерств, всем всё понравилось, все согласились. Но когда выполнение решения перепоручались в третьи руки, сложно было сделать так, чтобы проект в задуманном виде дошел до людей, для которых он создавался. Тем не менее, когда в 2018 году мы провели первые три группы (более 70 участников), выпускники программы стали нашими главными промоутерами.

ОТОБРАЛИ ИЗ ПРИЕМНОЙ СЕМЬИ — НАЗАД В ДЕТСКИЙ ДОМ?

Почему мы так много говорим о межведомственном взаимодействии? Опека отправила ко мне семью, которая решила отказаться от усыновленного мальчика. В семью ребенок попал в возрасте до года, а на момент обращения ему было уже десять лет.

Ситуация была очень сложной. Работа с семьей шла очень тяжело. Очередная встреча пришлась на внезапно жаркий майский день. Летняя одежда не могла скрыть многочисленные синяки и ссадины на его теле. А я не смогла сделать вид, что всё нормально, и позвонила в полицию. Службы отреагировали сразу же. К родителям приехала полиция, их строго предупредили, но мальчика решили не отбирать. Мне тоже это решение казалось наилучшим. Мы договорились с родителями, что продолжим работу и они категорически откажутся от физического насилия.

В какой то момент мы поняли, что всем нам нужен таймаут, передышка. На лето мы устроили мальчика в хороший реабилитационный центр, поддерживали с ними постоянную связь. Специалисты центра были очень внимательны и бережны к ребенку, не подтвердили подозрения родителей о том, что у мальчика были психические нарушения. Но, к сожалению, наладить отношения между родителями и ребенком не удалось. Очень тяжелая история. Вместе с мальчиком и органами опеки мы проходили суды по отобранию ребенка.

Параллельно среди родителей клуба приемных семей мы активно искали семью для мальчика. Мы понимали, что ребенок совершенно не для детского дома. Мы подобрали две прекрасные семьи, но мальчик отказался туда идти. У него была глубокая травма, он считал себя виноватым в том, что родители от него отказались, никчемным, отвратительным.

И вдруг случилось неожиданное. Органы опеки (те самые, которых часто демонизируют), проделав гигантскую работу, нашли родную маму этого мальчика! Выяснилось, что на момент рождения она была 17-летней неопытной девочкой, которая приехала из сельской местности в большой город, влюбилась, забеременела и осталась совершенно одна. Но беременность решила выносить.

Ее разыскали. И при помощи служб опеки мальчик вернулся к родной маме. Они вместе уже полтора года. Да, у них были сложности, но служба сопровождения помогла им справиться, и ко мне они тоже несколько раз обращалась. Не было никакой возможности оставить мальчика в семье усыновителей, ровно как и устроить его в другую приемную семью, ему бы просто пришлось возвращаться в детский дом. Когда специалисты работают сообща в интересах детей, и стремятся к тому, чтобы каждый ребенок жил в семье, выход часто находится. В этом случае появление кровной матери оказалось лучшим решением: помогло мальчику не попасть в детский дом, помогло жить и воспитываться в семье.

Недавно я видела фотографию этого мальчика со своей мамой, они обнимались. Внешне они очень похожи. Когда я смотрела на эту фотографию, я ощутила, что работаю не зря, в работе есть смысл!

НАСТОЯЩИЙ ЖИВОЙ ПРОЕКТ В ИНТЕРЕСАХ ДЕТЕЙ

Сильная сторона Всеобуча в том, что это живой проект, он не догматичный. Не так, что Людмила Владимировна написала программу, все ее выучили и дружно пошли преподавать, рассказывать специалистам, как правильно надо работать. Всеобуч учит мыслить и действовать, принимать наилучшие решения в интересах ребенка. За 4 года работы проекта в Удмуртии постоянно идет шлифовка программы, сонастройка ее с регионом. Мы обсуждаем, что хорошо идет и присваивается специалистами, а что нет, как можно что-то доработать, что-то улучшить, сделать по-другому. Мы в постоянном сотворчестве с авторами программы.

В республике за 4 года подготовлена команда своих региональных тренеров, которые знают регион, и программа соотносится с особенностями региона. Тренеры всегда работают в парах. Сначала это было слаженное взаимодействие с московскими тренерами, с 2020 года программу ведут местные тренеры.

В сотренерстве специалисты получают колоссальный опыт. Каждый поток, каждая группа уникальна. Вместе за 9 дней тренинга мы проживаем новую наполненную маленькую жизнь. Отрадно видеть, что специалисты уходят от нас воодушевленные, без чувства безнадежности и беспомощности. Энергия, когда ты делаешь осмысленную работу, совпадающую с твоими ценностями, заразительна. Когда проект начал расширяться, я стала не только тренером, но и супервизором программы. Это бесконечно интересная работа: супервизия развивает наблюдательность, способность анализировать, это другой взгляд и он помогает еще лучше понимать суть Всеобуча. Часто во мне борются два человека: один хочет сделать всё сам, потому что ему кажется, что он лучше всех в этом разбирается, а другой понимает, что с позиции наблюдателя, супервизора можно помочь больше.

Сейчас главная цель моей работы — сделать так, чтобы проект оставался у нас в республике живым, не остановился. Мне бы очень хотелось, чтобы специалисты социальной сферы создали свое профессиональное сообщество, чтобы мы могли поддерживать друг друга, имели собственный голос, могли выражать профессиональное мнение, а
не быть просто исполнителями порой неадекватных или противоречивых требований. Я благодарна ИРСУ за поддержку на этом пути. Это и возможность повышать квалификацию нашим тренерам и преподавателям, и выездное тематическое обучение, и онлайн-супервизии сложных случаев.

Я НЕ СМОГЛА УСЫНОВИТЬ, НО Я МОГУ ПОМОГАТЬ ПО-ДРУГОМУ

Помощь сиротам — важная для меня личная ценность. Еще до Всеобуча, проводя тренинг с приемными родителями, я внезапно осознала, что мой собственный папа воспитывался не мамой, а бабушкой, а значит, был сиротой, выросшим в родственной опеке. Его мама умерла при родах, его отец был репрессирован, и папу воспитала моя прабабушка. В те времена никто не оформлял никакую опеку. Я не думала о своем родном отце как о сироте. Это была закрытая, глубоко личная тема в нашей семье.

Когда я участвовала в расследовании инцидента в школе-интернате, я обратила внимание на ребенка, которого хотела взять в нашу семью. Усыновить его тогда не получилось. Но я подумала, что смогу помогать иначе: я буду менять систему, чтобы менять к лучшему жизни детей-сирот.

Работа с сиротством повлияла на мою профессиональную компетентность. Теория привязанности — относительно незнакомая тема в нашей стране. Новая профессиональная литература по теории привязанности переводится буквально сейчас. Есть возможность учиться и развиваться, причем очень разным вещам — от профессиональных психотерапевтических программ до регулярного занятия профессиональным английским, чтобы быть в курсе новинок. Сопровождение и поддержка приемных семей — это прекрасный простор для профессионального творчества. Кстати, именно эта работа очень продвинула меня и в медиации между кровными и замещающими
родителями.

В ситуации, когда ребенок растет долгое время в замещающей семье, а потом вдруг появляются его кровные родственники, очень важно помочь им наладить отношения, я рада, если это удается.

НЕПРЕРЫВНОСТЬ ЖИЗНИ, В КОТОРОЙ САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ – ЛЮДИ

Я всю свою жизнь живу в Ижевске и занимаюсь психотерапией почти 30 лет. Однажды произошла курьезная история. Ко мне на прием пришла женщина. Она долго пристально смотрела на меня, потом спросила: — А это правда вы? — А что вы имеете ввиду? — спросила я. — Скажите, а у вас ведь другая была фамилия? — Ну да, — отвечаю, — когда-то у меня была девичья фамилия.

И женщина рассказала свою историю. Когда ей было 13, ее родители очень конфликтно разводились. На этом фоне девочка совершала отчаянные, безумные поступки, поэтому родители обратились к психотерапевту. «Я помню — я
почувствовала, что тот психолог как-то очень меня поняла и за меня очень сильно заступилась, ведь мама с папой решили, что я психически больна. После этого родители посмотрели на меня подругому, и по-другому стали относиться. Конечно, они все равно развелись, но всё наладилось», — рассказывала она. «У меня родился ребенок, когда он вырос, мне с ним стало трудно, и я все время вспоминала про Вас. Я захотела найти для него такого же психотерапевта, как тот, из моего детства. Но думала, что это невозможно».

А почему? — спросила я. Женщина замялась. «Нуу… Тогда вы мне показались очень взрослой тетенькой, и я думала, что вы уже давно эээ… умерли. Как я рада, что вы нашлись! А вы тогда догадались, что мне помогли?» Для меня это важный результат. Я смотрю другими глазами на свою историю, понимаю, что такое непрерывность жизни. Недавно моя коллега сказала: «Знаешь, если бы я не была психотерапевтом, не знаю даже, кем бы я стала. Ну, может, журналистом или культурологом. Потому что мне в жизни ничего не интересно, только люди». Так и я про себя могу сказать: «Я люблю всё, что про людей». Это для меня ценно, увлекательно и наполнено смыслом. И придает сил.

Ольга Пчельникова, 

психотерапевт, тренер Всеобуча, город Ижевск

Записала Светлана Жданович