Тайна vs. конфиденциальность в вопросах усыновления

Однажды моя четырехлетняя дочь задала мне вопрос, который заставил меня пересмотреть мою обычную позицию. Когда я вместе с ее маленьким братом пришла забирать ее из детского сада, одна из мам сказала мне: «Как интересно работает генетика». Она заметила, что моя дочка темненькая и миниатюрная, а сын — крупный блондин. Я ответила очень небрежно: «Это потому, что моя дочь унаследовала гены своих кровных родителей. Мы удочерили ее».

Не успела я договорить, как дочь потащила меня к качелям и сказала, что хочет рассказать мне секрет. Я наклонилась к ней, и она прошептала мне на ухо: «Я не хочу, чтобы я росла в животике Моники. Я хочу в твоем». Я, конечно, понимала, что она пыталась сказать: «Мама, замолчи. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что меня удочерили».

Я крепко ее обняла и сказала: «Я бы тоже хотела, чтобы ты выросла в моем животике, милая, но мама не смогла этого сделать. Я рада, что Моника смогла. И я так счастлива, что мы удочерили тебя!». Казалось, что на тот момент ее это успокоило. Она полезла на качели, учиться новому трюку — качаться стоя.

Разумеется, я горжусь нашим опытом усыновления и люблю говорить об этом открыто. И я твердо убеждена, что мы, как приемные родители, должны говорить об усыновлении открыто и охотно. Иначе секретность и стыд, которые иногда возникают при обсуждении этого вопроса, никогда не уйдут.

Но, дети, которые были усыновлены, имеют право на конфиденциальность, а конфиденциальность — это не то же самое, что тайна. Тайна — это то, что скрывают от того кого эта информация непосредственно касается. А конфиденциальность включает в себя раскрытие персональной информации только людям, которым действительно это нужно знать. Когда незнакомец спрашивает меня, похожа ли моя дочь на своего отца, я отвечаю: «Нет, она гораздо симпатичнее моего мужа». Когда меня спрашивают, на кого больше всего из нашей семьи она похожа, я отвечаю: «Ни на кого, у нее совершенно особенная внешность». Оба этих ответа совершенно правдивы. Когда вопрос так отчетливо касается генетического происхождения моего ребенка, я чувствую, что должна ответить честно и с гордостью. Если бы я проигнорировала или согласилась с замечанием женщины в детском саду, моя дочь могла бы сделать вывод, что правда для меня неудобна или стыдна.

В идеале однажды моя дочь будет способна отвечать на такие вопросы самостоятельно и так, как она посчитает нужным. Но пока этот день не настал, это моя ответственность, как ее родителя — вооружить ее простыми и правдивыми ответами на назойливые вопросы, с которыми она столкнется. Нет сомнений, что наступит день, когда какой-нибудь ее друг спросит ее — «Почему ты смуглая, а твоя мама белая?». И хотя моя цель заключается в том, чтобы она ответила: «Потому что мои кровные родители смуглые», — я не думаю, что это будет так просто. Усыновление — достаточно сложное явление для восприятия взрослыми, не говоря уже о детях. Она может решить оставить историю своего усыновления в тайне, а может захотеть поделиться ею с миром. В любом случае, это ее история, и она может поступить с  ней, как захочет. И кстати,  раскачиваться на качелях стоя она научилась 🙂

Ребекка Голд

Перевела Елена Тараян, специально для ИРСУ

Источник: https://adoption.com/secrecy-vs-privacy-in-adoption/