Призывы «Сделайте ремонт. Что вы как в бомжатнике живете?!» ничего не дают

Мой первый профессиональный опыт связан с травмированными детьми. Еще студенткой я начала работать в центре временного содержания для детей. Это учреждение, куда помещают детей после отобрания из семьи. Тогда, в 20 лет, мне было совсем непонятно, почему дети так странно себя ведут.

Например, в личном деле ребенка написано, что мама злоупотребляла алкоголем, в семье случались сопутствующие безобразия, ребенка отобрали и поместили в учреждение. Говорили, что мама последний человек, нужно немедленно лишать ее прав, возвращать ребенка в семью нельзя. Я молодая-наивная тоже так считала. Но когда мама, потрепанная жизнью и неприятно пахнущая, пришла к нам в центр, я увидела, как сын бежал к ней навстречу, радостно распахнув руки, со словами: «Мамочка-мамочка, ты пришла!».

Я не могла сопоставить факты: из протоколов полиции я знала, что мальчик мог питаться тем, что находил между окурков, оставленных взрослыми. Мама не всегда была мамой заботливой, иногда она была мамой жестокой. Его жизнь была, мягко говоря, не сахар, но он бежал к ней с восторгом. Я видела любовь ребенка, как он ее ждал, скучал. Он будто не замечал синяк под ее глазом, неприятный запах, с радостью брал замусоленные конфеты.

Много лет назад это вызывало у меня недоумение, а сегодня я понимаю, как это устроено. Это понимание дает мне возможность работать эффективнее, оказывать более зрелую помощь. Эти знания и подход передаются в том числе через проект Всеобуч. Я очень рада, что Всеобуч пришел к нам в Архангельскую область.

КОГДА СПЕЦИАЛИСТЫ ПРИХОДЯТ НА ВСЕОБУЧ, ОНИ МЕНЯЮТСЯ

Люди, которые работают с кризисными семьями, хотят хорошего, но парадоксально, как много боли они могут причинить детям — из добрых побуждений. Добрых побуждений недостаточно. Нужны специальная теоретическая и психологическая подготовка, тонкая настройка. К сожалению, в России большинство специалистов социальной сферы не имеют возможности ее получить.

Я много раз видела, как сотрудники, которые всю жизнь проработали в органах опеки, начинают плакать, когда знакомятся с теоретическими основами Всеобуча. Например, когда узнают о теории и травме привязанности и вдруг понимают, чтО происходит с ребенком после отобрания из семьи. Когда осознают, как больно бывает ребенку и его родителям, если лишение родительских прав — это формальный набор действий, утвержденных протоколом, а не бережный взгляд на семью как на экосистему.

После Всеобуча специалисты часто задумываются, к чему приводят бессмысленные переводы детей из одного детского дома в другой или из группы в группу. Они переосмысляют свой опыт и подвергают сомнению необходимость 21-дневного карантина после отобрания детей из семьи. Они получают подтверждение своим догадкам: кризисные семьи не меняют образ жизни, если их стыдят, а родители с зависимостью не перестают пить и не бросаются делать ремонт после угроз лишения родительских прав. Всеобуч позволяет специалистам взглянуть на проблемы кризисных семей под другим ракурсом.

Иногда меняются принципы работы, которые были непоколебимыми много лет.

ВСТАТЬ НА СТОРОНУ РЕБЕНКА

Был у нас проблемный случай. У бабушки была родственная опека над внуком, родители лишены прав, один из них отбывал наказание в местах лишения свободы. Бабушка не отдала ребенка в детдом, оформила над ним опеку. Как часто бывает, она справлялась, пока ребенок был маленький.

Когда мальчик вошел в подростковый период, из школы посыпались жалобы: отвратительное поведение, срыв уроков, панибратские отношения с учителями, грубость. В школьной системе, увы, часто так: если с ребенком трудно, школа пытается от него избавиться. Школа начала намекать органам опеки: «Вы посмотрите, бабушка не справляется, нужно лишать ее опеки». Но та самая опека, которая прошла обучение во Всеобуче, уже смотрела на ситуацию с другого ракурса. Она узнала, что внук заботился о чувствах бабушки и очень дорожил ей. На бабушкином телефоне подросток заблокировал номера служб, оберегал ее как мог, не хотел расстраивать. Опека заняла однозначную позицию: об отобрании ребенка не может идти и речи.

После визита к бабушке выяснилось, что она очень устала, ей тяжело, силы истощены. Что сделали специалисты — они сместили цели социального внимания и встали на строну подростка. Было бы странно требовать от него, чтобы разом он закрыл все двойки. Начали действовать поступательно, через диалоги, договариваться. «Давай поступим так: ты закроешь свои хвосты, а я звоню бабушке и рассказываю, какой ты супер-молодец». Не прошло и недели, как мальчик закрыл двойки. Ему было важно, чтобы в него поверили, чтобы не стыдили, а поддержали, а бабушке позвонили из школы не с жалобами, а с хорошими словами о нем. Когда специалист встает на сторону ребенка, многое меняется. Ребенок продолжает жить в семье с бабушкой, их привязанность сохранена.

ЕСЛИ ЕСТЬ ХОТЬ МАЛЕЙШАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ СОХРАНИТЬ РЕБЕНКА В СЕМЬЕ, ЭТОТ ШАНС НУЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ

Социальная работа сложна, хотя со стороны может казаться, что это не так. В процессе обучения на Всеобуче мы идентифицируем трудные места. Мы не даем готовых решений, мы стремимся, чтобы все слушатели получили внутренние инсайты, на уровне чувств поняли, как что-то можно делать по-другому.

Ни один детский дом не способен заменить жизнь и развитие в семье. Разрыв с кровной семьей — это всегда травма для ребенка, в любом возрасте. Опыт бесследно не проходит. Помощь кризисной семье во многих отношениях эффективнее, чем отобрание, перемещение ребенка и его последующее семейное устройство. Если есть хоть малейшая возможность сохранить ребенка в семье с удовлетворением его базовых потребностей, этот шанс нужно использовать.

Вот еще один случай Всеобуча, демонстрирующий, как действия школьного социального педагога могут влиять на жизнь, а возможно судьбу семьи и конкретного ребенка. Специалист не дожидался изменений сверху, начал действовать не по протоколу, а опираясь на чувства и принципы человечности. И все получилось.

В одну из школ Архангельской области 1 сентября пришел мальчик из таджикской семьи, который практически не говорил по-русски. Было видно, что он очень скромно одет. С приходом холодов мальчик продолжал ходить в легкой одежде. Начала вырисовываться картина семьи: папа из Таджикистана приехал на ПМЖ в Архангельскую область, встретил здесь женщину и ушел из семьи, но семью перевез — бывшую жену и троих детей — годик, три года и семь лет, того мальчика первоклассника. Мама не говорила по-русски и оказалась в трудной жизненной ситуации: бывший муж получил российское гражданство, пособия на троих детей оформил на себя. Социальный педагог пришла в семью с визитом по месту жительства и ужаснулась увиденному. Комнатушка три на три метра, шокирующие бытовые условия. На ломаном русском женщина объяснила, что оказалась в бедственном положении, у нее нет ни гражданства, ни образования, ни знания языка. Худо-бедно она нашла подработку, неквалифицированный труд на овощебазе, и еле сводит концы с концами.

И тут, внимание: что делает социальный педагог? Если бы она действовала по протоколу, она должна была бы написать тревожный лист в органы опеки, социальную службу, сообщить, что дети проживают в опасных условиях. Так как дети — граждане России, скорее всего их поместили бы во временное учреждение или в детский дом. Но героиня этого кейса действовала по принципу «мягко к человеку, жестко к проблеме». Она поступательно стала делать что-то, чтобы наполнить семью ресурсами.

Ребенку оформили бесплатное питание в школе. Родители класса, узнав ситуацию мальчика, собрали немного денег, которые передали семье. Социальный педагог начала звонить в социальные службы. Шаг за шагом оформили документы и женщина получила гражданство, устроилась на официальную работу. Она стала справляться.

На сопровождение семьи ушло около полутора лет. Социальный педагог здесь выступила куратором, поддерживающим партнером взрослого человека. И сейчас в семье все более-менее выровнялось, но главное — они справляются со своей жизнью! Женщина выбралась из социальной ямы, она смогла, и дети продолжают воспитываться в семье, получать любовь и заботу, которая важнее материальных благ. Педагогу было видно, что мама детей любит, очень за них переживает, нельзя их разлучать, нужно помочь маме справиться.

Меня поразила и растрогала эта история. Этот социальный педагог и раньше очень по-человечески делала свою работу, а после Всеобуча стала как будто увереннее, убедилась в своих принципах, что она всё делает правильно.

ПРИЗЫВЫ «СДЕЛАЙТЕ РЕМОНТ. ЧТО ВЫ КАК В БОМЖАТНИКЕ ЖИВЕТЕ?!» НИЧЕГО НЕ ДАЮТ

Многие специалисты социальной сферы называют одной из трудностей в своей работе немотивированность клиентов. К психологу или психотерапевту люди приходят сами, понимают, что им нужна помощь. В социальной работе это единичные случаи. Семья, обладающая ресурсами, может понять, что что-то идет не так и обратиться за помощью, кризисная семья — нет. Когда семья на дне, у нее нет ресурсов выбраться из этой ямы. Если социальный работник будет просто ходить и каждый раз говорить «Перестаньте пить, перестаньте пить, перестаньте пить», это не даст результата.

Любая социальная работа ведется через отношения. Важно понимать, что перед вами человек со своей историей. Ни один человек, когда заканчивал школу, не загадывал к 30-40 годам спиться или оставить своих детей — с ним что-то произошло. Во многих случаях можно строить отношения на условия партнерства и уважения, это дает свои плоды.

На одной из последних групп была специалист, которая вела маму, состоявшую на учете у социальных служб. Маме, конечно, постоянно говорили, что нужно то и это исправить, иначе детей заберут. Но это не помогало. Оказалось, что мама в свое время закончила коррекционную школу, интеллектуальные способности у нее ниже нормативных. Она искренне не понимала, чего от нее хотят. Специалист осознала, что вряд ли она подтянет ее интеллектуальные способности, вряд ли дети будут учиться на пятерки и ходить в школу с белыми бантами, но снизив уровень требований к маме через принятие ее личных особенностей, многое удалось изменить без давления, и так удалось сохранить детей в семье.

На курсе мы заостряем внимание специалистов на таком термине, как слайсинг или дробление. Важно не стремиться к идеалу (иначе специалиста ждет выгорание), а идти поступательно, маленькими шагами решать проблему за проблемой. Взяли одну бумажку, закрыли одну задачу, приступили к следующей. Так шаг за шагом можно помочь семье выбраться. У семьи в кризисе снижена субъектность, человек не осознает себя. Если прийти и заявить: «Сделайте ремонт, что вы как в бомжатнике живете», это ничего не даст. Представьте, к вам придут органы опеки и заявят, что вы живете как-то не так. У меня это вызвало бы вопросы. В кризисной семье важно сделать минимальный шаг, который ей по силам.

Иногда спустя месяц мы видим, что вроде ничего не поменялось, грязь, мусор, дети и собаки вперемешку, но вдруг обращаем внимание на новую клеенку на кухне. Мы говорим: «Ой, у вас, вижу, новая скатерть, какие вы молодцы». Вы бы видели, как у мамы начинают блестеть глаза в такие моменты. Маленькие шаги и позитивные отношения с семьей — это ниточка контакта, когда семья начинает слышать и слушать, что им говорят. Это и про уважение, и про партнерство.

ИЗ ПОЛИЦИИ ПОКА РЕДКО КТО ДОХОДИТ ДО ВСЕОБУЧА

В Архангельской области Всеобуч идет третий год. Попасть на программу могут сотрудники государственных и частных организаций, которые связаны с проблемами трудного детства. Сейчас в Архангельске есть ресурсный городской центр “Леда”, партнер ИРСУ. О новых потоках Всеобуча сотрудники центра делают рассылку по ведомствам: в школы, сады, детские дома, в отделения профилактики, реабилитационные центры, органы опеки. Письма также отправляются в отдел полиции по делам несовершеннолетних, но честно сказать, из полиции пока редко кто доходит. Другими словами, мы приглашаем и обучаем всех, кто сталкивается в своей работе с кризисными семьями. Еще Всеобуч полезен приемным родителям, а также специалистам, которые ведут частную практику.

Очень многие специалисты пишут в отзывах, что по-другому посмотрели на ребенка, стали иначе видеть поведение конкретных детей. У нас бывают специалисты из детских домов, они сталкиваются с трудным поведением, которое не укладывается в общепринятые социальные нормы. Многие специалисты говорят после Всеобуча: «Теперь я поняла, это не дети плохие, у них история жизненная такая, это всего лишь последствия того, что ребенку пришлось пережить». Программа меняет фокус внимания специалиста, и предлагает работать не с последствиями, а с причиной.

Кроме знаний, есть важный «побочный эффект» Всеобуча: специалисты одной территории, района узнают друг друга, начинают выстраиваться горизонтальные связи, элементарно специалисты могут познакомиться друг с другом и синхронизироваться. В одной группе может оказаться, например, специалист опеки, психолог реабилитационного центра и социальный педагог школы из одного района. Когда, например, решается вопрос по ребенку или семье, опека звонит в школу или школа в опеку, часто специалисты совсем не знают, кто на другом конце провода и какие у них цели.

Бывает, одна служба тратит огромные усилия, чтобы сохранить ребенка в семье, а другая — чтобы отобрать. На Всеобуче специалисты могут друг друга увидеть, узнать по имени. Это очень влияет на работу, специалисты друг для друга становятся не только функциями, а живыми людьми. Слаженная работа структур, основанная на доверии, — это сотни эффективных решений в отношении детей каждый год. Тогда возникает удовлетворение от своей работы, которое очень важно в любом деле.

(Видите ли вы ценность обучения специалистов, и если да, как вы к этой мысли пришли? Оставить комментарий можно в телеграме. Ссылка на ветку дискуссии: https://t.me/irsuinfo/20)

Светлана Михалюкова,

психолог, тренер Всеобуча

г. Архангельск

Записала: Майя Белоглинская

Фотография: Ева Горобец. Команда Всеобуча Архангельской области на тренинге тренеров Всеобуча, Москва, сентябрь 2021

В 2021 году проект «Всеобуч» в Архангельской области осуществлялся при поддержке БФ «В ответе за будущее».